I want more, I want Ardeo (c)
У моего старшего брата в третьем классе школы был предмет, который назывался грамматикой фантазии. У других классов такого предмета не было, по крайней мере, уже у следующего года обучения. Его вел преподаватель, которого, как сейчас помню, звали Илья Иммануилович Цейтлин, мужчина яркой еврейской наружности. Впервые я столкнулась с ним в Сережиной тетрадке, на первой странице которой было изображено ПРОИСШЕСТВИЕ, каждая буква которого служила заглавной буквой очередного предложения. Вместе они складывались в рассказ о том, как некие рокеры захватили уж не помню что, но оперировали они в захвате оригинальными вонючими бомбочками (это 1997 год, никакого Гарри Поттера). Позже, лет через семь, я смогла в живую познакомиться с Ильей Иммануиловичем, когда он подготавливал школьников для конкурса чтецов. Тогда он вызвал у нас с Барсуком чувство оскорбленной правоты, потому что пытался привнести в погребальную песнь Берена что-то новое, совершенно не соответствовавшее канону.
Сегодня я вспомнила о нем, и это воспоминание наложилось на уже который день варящуюся в моей голове новость о новой программе для младших школьников. Я о той, где изучаются религиозные основы, этика и прочее. Если бы можно было выбирать, то между основами религии и грамматикой фантазии в первом классе я бы выбрала грамматику фантазии. Жаль только, что Илья Иммануилович один, а подобных ему людей, могущих направить воображение детей в правильное русло, очень мало.
Сегодня я вспомнила о нем, и это воспоминание наложилось на уже который день варящуюся в моей голове новость о новой программе для младших школьников. Я о той, где изучаются религиозные основы, этика и прочее. Если бы можно было выбирать, то между основами религии и грамматикой фантазии в первом классе я бы выбрала грамматику фантазии. Жаль только, что Илья Иммануилович один, а подобных ему людей, могущих направить воображение детей в правильное русло, очень мало.